Перебеги меня. Современная проза - Александр Цыганов
В мои шесть лет, мне это ни о чём не говорило, да и привозили меня сюда только летом.
Еще в мои шесть лет мама и папа разошлись… Отец снова женился, и через два года у меня появился младший братишка по отцу, Володька.
Нас с мамой дед и бабушка постоянно жалели и привечали, ни в чём не отказывали – дед часто привозил в город мёду, всяких солёностей, мешки овощей. Я предполагаю, делал он это, договорившись с дядей Мишей.
А в середине четвёртого класса, когда прабабушка по матери – баба-Лиза тяжело заболела, меня отправили к деду уже надолго…
– Ладно ты, Лиль, конечно… – утешал дед смущенную и заплаканную мамку, – Вы же наши, родные., – На вот, – сам смущённо протягивал ей свой платок, – Эхх, кровь не вода!
Говоря данную фразу он всегда становился серьёзен. Взяв меня за руку, хотя я был уже не ребёнок, он притянул к себе мамку и легонько поцеловал её в макушку:
– Ты это… Как закончится твоя школа, сама того… Тоже приезжай.
Мамка закивала:
– Да, пап, – и опять заплакала, – Приеду. Ты маме скажи…– она замолчала.
– Скажу. – дед улыбнулся, – Да ждёт она тебя, каждый день ждёт, мало видимся. Ждёт.
В Жигули мы ехали на "Газике" – это была моя первая поездка в кабине машины. За рулём сидел дядя Миша, в кузове позади что-то весело позвенькивало и побулькивало. Дед посадил меня к окну, и я любовался открывавшимися передо мной видами.
Баба Маша встретила нас блинами и стольким количеством еды, что я объелся.
– Вот я всегда удивляюсь! – говорил дядя Миша, такой же, как я сытый и довольный, немножко похожий на кота, – Как ты это делаешь, Марусь? Когда всё успеваешь?
– Да ну тебя, – отмахивалась от него бабушка. Даже в свои годы она была маленькая, юркая, чуть полноватая, что было едва заметно. Моя мамка была на полторы головы выше неё.
Дед усмехался, подливая гостю и себе из графина.
– А чего? Может, мою Светку к тебе сюда направить? – видно было, что дядя Миша шутит, – На производственную практику…
– Ага, – баба Маша подала всем салату, – Вам, мужикам лишь бы жён "на практику" отправить, и сами "практиковать" начинаете.
Дядя Миша расхохотался, а дед помрачнел и пошёл на крыльцо курить. Я поплёлся за ним.
"Газик" стоял на дворе, я обходил и всё время трогал этого "железного коня" – так мне эта машина понравилась.
За мною по следам плелся Жучка – громадный дедовский пёс, которого никогда не сажали на цепь, ну, разве что посторонние приезжали. Что это была за порода, я так и не знаю – но это был очень большой пёс, чёрный и волосатый, с черными же, далеко расставленными глазами и широкой мордой. Детей Жучка любил, мог даже покатать на себе, но никогда с нами не играл – побаивался, и чуть что, сразу же прятался в конуру, выглядывая оттуда своей большой мордой. Псом Жучка был серьёзным, в чём-то похожим на деда.
Дед докурил и подозвал меня:
– Ну что, Саша. Пошли, молоко попьём с чайком. А с завтрячнего дня начнём куролесить… – он вернулся в хату, а я продолжил обход "стального зверя".
Вечером, попарившись втроём в бане и напившись чаю, пошли спать. Тихо зажужжал генератор, в сарае всхрапнули хрюшки. Дядя Миша остался у нас – баба Маша просто не отпустила его в таком состоянии в село. Он так сильно храпел в соседней комнате, что я долго не мог уснуть, прижимаясь спиной к тёплой бабушкиной груди…
Рано утром – я даже в школу так не просыпался, дед потряс меня за пятку и разбудил:
– Вставай, Шурка-а-а, – протянул он и стянул с печи, – На тебе одёжку, я тут добыл, одевайся.
– Баба Маша? – спросонья спросил я.
– Встала давно, – ответил дед, – У коров она. Одевайся, умойся и ешь давай, – дед указал на стол.
Рукомойников в доме было два – один висел в самом доме, другой – снаружи, на стене со стороны огорода. Но я, одевшись, поплёлся в баню – вода там с вечера оставалась тёплой. Умывшись, я вернулся, всё ещё зевая, но спать уже почему-то не хотелось. Есть тоже не хотелось, но дед заставил проглотить пару подогретых картошек и четыре ложки салата. Потом он сходил в светлицу и принёс оттуда широкий подременник:
– На-ка, примерь, я под тебя подогнал, – помог мне его одеть и застегнуть. В подременник были вшиты специальные железные кольца, сам он был достаточно тяжёл, хотя нисколько не мешал двигаться. К одному из колец дед подвесил помятую военную фляжку, – Вода там, – предупредил меня. Теперь твоя.
– Зачем, дедусь? – я потрогал рукой крышку. Она была холодной и жёсткой.
– В лес поедем, куролесить. Забыл что ли?
– А-а-а, – протянул я, хотя сам ничего не понял. Но слова "в лес" мне понравились, в лесу я бывать любил, и остальное время подготовки я пританцовывал в ожидании, когда же мы отправимся.
А дед обулся, сходил куда-то, вернулся с термосом и двумя подсумками – одна побольше, другая поменьше. Ту, что поменьше поставил на стол и развязал тесёмки:
– Смотри, Санёк, что тут у нас, – стал доставать оттуда разные вещи и показывать мне, – Это вот сухари, это чистая тряпка – всегда нужна, – тут же котелок тебе и кружка с ложкой… брусок – нож точить, огонь разжечь…эээ, потом покажу. Еще соль вот и сало, вишь?
– Ага, – зачарованно слушал я его, – А это что такое?
– А это леска тут с крючками, и свинцом, нитки и игла там ещё, – дед потёр пальцем переносицу, – И верёвки метра четыре… – он задумался, – А, вот ещё брезентик видишь, трубочкой свёрнут?
– У-у-у, – мне это определённо нравилось.
Дед сложил всё обратно, аккуратно завязал, добавил:
– Ну, и тесёмку можно вынуть… – снял со стены ружьё, закинул за спину, – Пошли.
У сарая мы встретили бабушку, которая возвращалась с дойки с ведром молока.
– Проснулся, внучок? – ласково обратилась она ко мне, а потом, сокрушённо, деду, – Ну куда вот?, – и показала нам ведро.
– Найдём в хозяйстве, взобьём, – отмахнулся тот, как от чего-то мелочного, – Ну мы пошли, мать…
– Идите с Богом, – ответила бабушка, – Когда ждать-то?
– К ночи. Стой, тёзка, здесь – дед похлопал меня по голове и пошёл к стойлу, откуда вывел
